Можем ли мы своим поведением влиять друг на друга?

0
339

Можем ли мы своим поведением влиять друг на друга?

Народная мудрость «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты» может скрывать в себе больше, чем мы привыкли думать. Влияние на то, кем мы являемся, оказывают не только наши ближайшие друзья, но и друзья друзей: они помогают нам бросить курить или способствуют тому, что мы толстеем, они же делают нас счастливыми или одинокими. Правда, справедливости ради, мы сами тоже влияем на людей, которых даже можем не знать напрямую. Подготовили сокращенный перевод статьи журналиста Клайва Томпсона для The New York Times, посвященной исследованию и критике теории социальных связей и «заразного» поведения.

74-летняя Эйлин Беллоли старается поддерживать свои дружеские связи. Она родилась в городке Фрамингем, в штате Массачусетс, и там же познакомилась со своим будущим мужем — 76-летним Джозефом. Они оба никогда не покидали Фрамингем, как и многие из друзей Эйлин, оставшихся еще со времен начальной школы, поэтому даже спустя 60 лет они по-прежнему собираются вместе каждые шесть недель.

В прошлом месяце я посетил семью Беллоли и спросил Эйлин о ее друзьях: она тут же вытащила папку, где хранились все фотографии со школьных лет и встреч класса. Эйлин рассказала мне, что каждые пять лет она помогает организовать встречу и каждый раз им удается собрать группу из примерно 30 человек. Листая фотографии, я мог видеть, что Беллоли и их друзья поддерживали свое здоровье на высоком уровне на протяжении многих лет. По мере старения они в основном оставались стройными, даже несмотря на то, что многие другие жители Фрамингема умерли от ожирения.Эйлин особенно гордится тем, что остается активной. Пожалуй, ее единственным пороком было курение: обычно сразу после окончания учебного дня (Эйлин работала учителем биологии) она шла в ближайшее кафе, где выпивала две чашки кофе и выкуривала две сигареты. В то время ее пристрастие к сигаретам не казалось проблемой: большинство ее друзей также курили. Но в конце 1980-х некоторые из них начали бросать эту плохую привычку, и довольно скоро Эйлин стало неловко держать сигарету в руках. Она тоже бросила курить, и спустя несколько лет в ее кругу совсем не осталось людей, кто продолжал бы это делать.

На фотографиях со школьных встреч был только один человек, здоровье которого с годами заметно ухудшалось. Когда он был моложе, этот мужчина выглядел таким же здоровым, как и все остальные, но с каждым годом он становился все крупнее. Он не остался друзьями со своими одноклассниками, его единственной точкой соприкосновения с ними были эти встречи, которые он продолжал посещать до прошлого года. Позже оказалось, что он умер.

История этого человека показалась мне особенно актуальной, потому что Эйлин и Джозеф участвуют в научном исследовании, которое может помочь объяснить его судьбу. Framingham Heart Study — самый амбициозный национальный проект по изучению причин сердечных заболеваний, начавшийся еще в 1948 году и охвативший три поколения семей городка.

Каждые четыре года врачи исследуют каждый аспект здоровья испытуемых и оценивают частоту сердечных сокращений, вес, уровень холестерина в крови и многое другое. На протяжении десятилетий исследование Фрамингема было золотой жилой информации о факторах риска сердечных заболеваний…

…но два года назад пара социологов, Николас Кристакис и Джеймс Фаулер, использовали информацию, собранную за эти годы о Джозефе, Эйлин и нескольких тысячах их соседей, чтобы сделать открытие совершенно иного порядка

По словам Кристакиса и Фаулера, анализируя данные Фрамингема, они впервые нашли прочную основу для потенциально мощной теории социальной эпидемиологии: хорошее поведение — например, отказ от курения, позитивный настрой или сохранение стройности — передается от друга к другу почти так же, как если бы речь шла о заразных вирусах. Согласно имеющимся данным, участники исследования Фрамингема влияли на здоровье друг друга обычным общением.

Но то же самое относилось и к плохому поведению: группы друзей, казалось, «заражали» друг друга ожирением, несчастьем и курением. Похоже, что хорошее здоровье — это не только вопрос ваших генов и диеты, но и отчасти результат вашей непосредственной близости к другим здоровым людям.Десятилетиями социологи и философы подозревали, что поведение может быть «заразным». Еще в 1930-х годах австрийский социолог Якоб Морено начал рисовать социограммы, маленькие карты того, кто кого знает, и обнаружил, что форма социальных связей широко варьируется от человека к человеку. Некоторые были социометрическими «звездами», которых многие выбрали в друзья, в то время как другие были «изолированными», фактически лишенными друзей. В 1940-х и 1950-х годах одни социологи начали анализировать, как форма социальной сети может влиять на поведение людей; другие же исследовали, каким образом информация, сплетни и мнения распространяются внутри этой сети.

Можем ли мы своим поведением влиять друг на друга?

Одним из пионеров направления был Пол Лазарсфельд, социолог из Колумбийского университета, который проанализировал, как становится популярным коммерческий продукт. Лазарсфельд утверждал, что рост популярности товара — это двухэтапный процесс, в котором люди с широкими связями сначала поглощают рекламу продукта в СМИ, а затем рассказывают о продукте своим многочисленным друзьям.

Сейчас принято говорить о социальных изменениях как об эпидемиях (например, об «эпидемии ожирения») и о «суперсвязях», которые настолько тесно взаимодействуют между собой, что оказывают огромное влияние в обществе, почти единолично способствуя появлению тех или иных тенденций.

Однако ни в одном из этих тематических исследований ученые не наблюдали за процессом «заражения» непосредственно в действии. Они, конечно, реконструировали его постфактум: социологи или маркетологи проводили интервью, чтобы попытаться восстановить, кто кому и что рассказал. Но это, конечно же, предполагает ошибку восприятия: люди могут не помнить, как на них повлияли или на кого повлияли они, или помнить не совсем правильно.

Плюс подобные исследования были сосредоточены на небольших группах людей (максимум несколько сотен), а это значит, что они не обязательно отражают то, как «заразное» поведение распространяется — если оно вообще это делает — среди широкой общественности. Действительно ли важны «суперконнекторы», люди с максимальным количеством связей? Сколько раз кому-то нужно столкнуться с тенденцией или поведением, прежде чем «подхватить» их? Конечно, ученые и так знали, что человек может влиять на ближайшего коллегу, но может ли это влияние распространиться дальше? Несмотря на веру в существование социального заражения, никто толком не знал, как оно работает.

Николас Кристакис сформировал совершенно новый взгляд на этот вопрос в 2000 году после посещения неизлечимо больных пациентов в рабочих кварталах Чикаго. Кристакис — врач и социолог из Гарвардского университета — был отправлен в Чикагский университет и сделал себе имя, изучая «эффект вдовства», хорошо известную склонность супругов умирать вскоре после смерти своих партнеров. Одной из его пациенток была неизлечимо больная пожилая женщина с деменцией, которая жила со своей дочерью — последняя выполняла роль сиделки.

Дочь была утомлена заботой о матери, а муж дочери заболел из-за сильного стресса жены. И вот однажды в офис Кристакиса позвонил друг мужа, попросив о помощи и объяснив, что он тоже чувствует себя подавленным из-за этой ситуации. Болезнь одной женщины распространилась наружу «через три степени разделения»: на дочь, на мужа, на друга этого мужчины. После этого случая Кристакис задался вопросом о том, как можно было бы изучать данное явление дальше.

В 2002 году общий друг познакомил его с Джеймсом Фаулером, в то время аспирантом Гарвардского факультета политологии. Фаулер исследовал вопрос о том, может ли решение голосовать на выборах за того или иного кандидата вирусным образом передаваться от одного человека к другому. Кристакис и Фаулер согласились, что социальное заражение является важной областью исследования, и решили, что единственный способ ответить на множество вопросов, оставшихся без ответа, — это найти или собрать огромный пул данных, в котором были бы представлены тысячи людей.

Сначала они думали, что проведут собственное исследование, но впоследствии отправились на охоту за уже существующим набором данных. Они не были оптимистичны: несмотря на то что существует несколько крупных опросов о здоровье взрослых, исследователи-медики не имеют привычки думать о социальных сетях, поэтому они редко интересуются тем, кто кого знает из их пациентов.

И тем не менее фрамингемское исследование выглядело многообещающим: оно проводилось более 50 лет и хранило данные более 15 000 человек в трех поколениях. По крайней мере теоретически оно могло предоставить нужную картину, но как отслеживать социальные связи? Кристакису повезло.

Во время своего визита в Фрамингем он спросил у одного из координаторов исследования, как ей и ее коллегам удавалось поддерживать контакт с таким количеством людей так долго. Женщина полезла под стол и вытащила зеленый лист — это была форма, которую сотрудники использовали для сбора информации от каждого участника каждый раз, когда они приходили на обследование.

Спрашивали все: кто ваш супруг, ваши дети, родители, братья и сестры, где они живут, кто ваш врач, где вы работаете, живете и кто ваш близкий друг. Кристакис и Фаулер могли использовать эти тысячи зеленых форм, чтобы вручную восстановить социальные связи Фрамингема на десятилетия назад.

Можем ли мы своим поведением влиять друг на друга?

В течение следующих нескольких лет ученые руководили командой, которая тщательно просматривала записи. Когда работа была закончена, они получили карту того, как были связаны 5124 субъекта: это была сеть из 53 228 связей между друзьями, семьями и коллегами.

Затем они проанализировали данные, начав с отслеживания закономерностей того, как и когда жители Фрамингема полнели, и создали анимированную диаграмму всей социальной сети, где каждый житель был изображен в виде точки, которая становилась больше или меньше по мере того, как человек набирал или терял вес за последние 32 года. Анимация позволила увидеть, что ожирение распространялось группами. Люди толстели не просто так.

Социальный эффект оказался весьма мощным. Когда один житель Фрамингема заболевал ожирением, склонность к ожирению его друзей возрастала до 57%. Еще более удивительным для Кристакиса и Фаулера было то, что эффект на этом не останавливался: житель Фрамингема примерно на 20% чаще страдал ожирением, если аналогичная проблема была у друга его друга, а сам близкий друг оставался в прежнем весе.

«Возможно, вы не знаете его лично, но сослуживец мужа вашего друга может сделать вас толстыми. А парень подруги твоей сестры может сделать тебя худой», — напишут Кристакис и Фаулер в своей будущей книге «Связанные одной сетью».

Можем ли мы своим поведением влиять друг на друга?

Ожирение было только началом. В течение следующего года социолог и политолог продолжали анализировать данные Фрамингема, находя все больше и больше примеров заразного поведения. Точно таким же образом распространялось в обществе и пьянство, а еще — счастье и даже одиночество. И в каждом случае индивидуальное влияние простиралось на три ступени, прежде чем исчезало совсем. Ученые назвали это правилом «трех степеней влияния»: мы связаны не только с теми, кто нас окружает, но и со всеми другими людьми в этой паутине, которая простирается гораздо дальше, чем мы думаем.Но как именно ожирение или счастье могли распространяться по такому количеству звеньев? Некоторые заразные формы поведения, такие как курение, кажутся вполне объяснимыми. Если вокруг вас курит много людей, на вас будет оказано давление со стороны сверстников, а если никто не будет курить, у вас больше шансов бросить. Но простое объяснение через давление со стороны сверстников не работает со счастьем или ожирением: мы не часто призываем людей вокруг нас есть больше или стать счастливее.

Чтобы объяснить феномен, Кристакис и Фаулер выдвинули гипотезу о том, что такое поведение частично распространяется через подсознательные социальные сигналы, которые мы получаем от окружающих и которые служат своего рода подсказками к тому, что сейчас считается нормальным поведением в обществе. Эксперименты показали, что, если человек сидит рядом с тем, кто ест больше, он тоже будет есть больше, невольно корректируя свое восприятие того, что является нормальной едой.

Кристакис и Фаулер подозревают, что по мере того как друзья вокруг нас становятся тяжелее, мы постепенно меняем свое представление о том, как выглядит «ожирение», и молчаливо позволяем себе прибавлять в весе. В случае же счастья эти двое утверждают, что заражение может быть даже более глубоко подсознательным: по их словам, распространение хороших или плохих чувств может быть частично вызвано «зеркальными нейронами» в нашем мозгу, которые автоматически имитируют то, что мы видим на лицах людей вокруг нас.

Подсознательная природа эмоционального отражения может объяснить один из наиболее любопытных результатов исследования: если вы хотите быть счастливым, самое важное — иметь много друзей. Исторически мы привыкли думать, что наличие небольшой группы близких давних друзей имеет решающее значение для чувства счастья. Но Кристакис и Фаулер обнаружили, что самыми счастливыми людьми во Фрамингеме были те, у кого было больше всего связей, даже если отношения не были глубокими.

Причина, по которой эти люди были самыми счастливыми, вероятно, заключается в том, что счастье возникает не только от глубоких задушевных разговоров. Оно также формируется благодаря тому, что вы ежедневно сталкиваетесь со множеством маленьких моментов заразительного счастья других людей.

Конечно, опасность тесных связей со множеством людей заключается в том, что вы рискуете встретить большое количество людей в их плохом настроении. Однако игра на повышение общительности всегда окупается по одной удивительной причине: счастье заразительнее, чем несчастье. Согласно статистическому анализу ученых, каждый дополнительный счастливый друг повышает ваше настроение на 9%, в то время как каждый дополнительный несчастный друг тянет вас вниз только на 7%.

Выводы по результатам исследования во Фрамингеме также предполагают, что разные заразные формы поведения распространяются по-разному. Например, коллеги, в отличие от близких друзей, не передают друг другу счастье, зато передают отношение к курению.

Своя особенность была и у ожирения: супруги не так сильно влияют друг на друга, как друзья. Если мужчина-субъект из Фрамингема имел друга-мужчину, который потолстел, риск удваивался, но если потолстела жена субъекта, риск увеличивался лишь на 37%. Вероятно, это связано с тем, что, когда дело касается образа тела, мы сравниваем себя в первую очередь с людьми своего пола (а в исследовании во Фрамингеме все супруги были противоположного пола). Точно так же разнополые друзья не передавали ожирение друг другу вообще: если мужчина становился толстым, его подруги от этого совершенно не страдали, и наоборот. Точно так же родственники одного пола (два брата или две сестры) больше влияют на вес друг друга, чем родственники противоположного пола (брат и сестра).

Когда дело дошло до выпивки, Кристакис и Фаулер обнаружили гендерный эффект другого рода: женщины из Фрамингема были значительно более влиятельными, чем мужчины. Женщина, которая начала много пить, увеличивала риск употребления алкоголя окружающими, в то время как пьющие мужчины оказывали меньшее влияние на других людей. Фаулер считает, что женщины имеют большее влияние именно потому, что обычно они меньше пьют. Поэтому, когда женщина начинает злоупотреблять алкоголем, это является сильным сигналом для окружающих.

Работа исследователей вызвала ряд реакций со стороны других ученых. Многие эксперты в области здравоохранения были в восторге. После долгих лет наблюдения за пациентами они, конечно, подозревали, что модель поведения распространяется в обществе, но теперь у них появились данные, подтверждающие это.

Но многие из тех, кто изучает сети, были более осторожны в своих реакциях. В отличие от медицинских экспертов, эти ученые специализируются на изучении самих сетей — от районов, связанных электросетью, до подростков, дружащих в Facebook, — и они хорошо знакомы с трудностью установления причин и следствий в таких сложных конструкциях. Как они отмечают, исследование во Фрамингеме обнаружило интригующие корреляции в поведении людей, но это не доказывает, что социальное заражение вызывает распространение того или иного явления.

Есть как минимум два других возможных объяснения. Одно из них — «гетеро/гомофилия», своего рода склонность людей тяготеть к себе подобным. Люди, которые набирают вес, вполне могут предпочесть провести время с другими людьми, которые также набирают вес, точно так же как счастливые люди могут искать других счастливых.

Второе возможное объяснение состоит в том, что общая среда — а не социальная инфекция — может заставлять жителей Фрамингема обмениваться поведением внутри групп. Если McDonald’s откроется в одном из районов Фрамингема, это может привести к тому, что группа людей, живущих поблизости, наберет вес или станет немного счастливее (или грустнее — в зависимости от того, что они думают о McDonald’s).

Можем ли мы своим поведением влиять друг на друга?

Одним из самых ярких критиков Кристакиса и Фаулера является Джейсон Флетчер, доцент кафедры общественного здравоохранения Йельского университета: он и экономист Итан Коэн-Коул даже опубликовали две статьи, в которых утверждалось, что Кристакис и Фаулер не исключили из своих расчетов всевозможные гетеро- и гомофильные эффекты. Первоначально Флетчер хотел повторить анализ данных, проведенный Кристакисом и Фаулером, но у него не было доступа к их источнику.

Столкнувшись с этим препятствием, Флетчер и его коллега решили вместо этого протестировать математические методы Кристакиса и Фаулера на другом наборе данных — исследовании Add Health, проекте федерального правительства, в котором отслеживалось состояние здоровья 90 118 учеников в 144 средних школах в период между 1994 и 2002 годом.

Среди распространенных исследователями вопросников был один, в котором студентам предлагалось перечислить до 10 своих друзей — это позволило Флетчеру построить карты того, как были связаны друзья в каждой школе, и получить набор небольших социальных сетей, на которых можно было проверить математику Кристакиса и Фаулера.

Когда Флетчер проанализировал формы, используя статистические инструменты, по его словам, аналогичные тем, которые использовали Кристакис и Фаулер, он обнаружил, что социальное заражение действительно существует, однако поведение и условия, которые были заразными, оказались совершенно неправдоподобными: они включали прыщи, рост и головные боли. Как вы можете стать выше, общаясь с более высокими людьми?

Это, заключил Флетчер, поставило под сомнение, действительно ли статистические методы Кристакиса и Фаулера устраняют гетеро/гомофилию или влияние окружающей среды и, по его словам, означает, что результаты исследования во Фрамингеме столь же сомнительны.

Флетчер сказал, что верит в реальность эффекта социального заражения, но доказательства Кристакиса и Фаулера его просто не впечатляют

Другие ученые указали на еще одно важное ограничение в работе Кристакиса и Фаулера, заключающееся в том, что их карта, показывающая связи между людьми Фрамингема, обязательно является неполной. Когда участники исследования во Фрамингеме проверялись каждые четыре года, их просили перечислить всех членов своей семьи, но назвать только одного человека, которого они считали близким другом. Возможно, это могло означать, что названные трехступенчатые эффекты влияния могли быть иллюзией.

Когда я выразил свою озабоченность Кристакису и Фаулеру, они согласились, что их карта дружбы несовершенна, но сказали, что считают, что в их карте связей во Фрамингеме гораздо меньше дыр, чем утверждают критики. Когда Кристакис и Фаулер подводили итоги «зеленых листов», им часто удавалось установить отношения между двумя людьми, которые не указали друг друга как знакомых, что уменьшило количество ложных трехуровневых ссылок.

Они также признали, что невозможно полностью устранить проблемы гетеро/гомофилии и воздействия окружающей среды, но это не означает, что они согласны с Флетчером.

И Кристакис, и Фаулер указывают на два других вывода, чтобы подтвердить свою позицию в пользу социальной заразы, а не воздействия на окружающую среду. Во-первых, во фрамингемском исследовании ожирение могло переходить от человека к человеку даже на большие расстояния. Когда люди уезжали в другой штат, их набор веса все еще влиял на друзей в Массачусетсе. В таких случаях, по словам Кристакиса и Фаулера, местная среда не могла заставить обоих набирать вес.

Другой их вывод более интригующий и, возможно, более значительный: они обнаружили, что поведение, по-видимому, распространяется по-разному в зависимости от типа дружбы, существующей между двумя людьми. В исследовании Фрамингема людей просили назвать близкого друга, но дружба не всегда была симметричной.

Хотя Стивен мог называть Питера своим другом, Питер мог не думать о Стивене так же. Кристакис и Фаулер обнаружили, что эта «направленность» имеет большое значение: по их данным, если Стивен станет толстым, это никак не повлияет на Питера, потому что он не считает Стивена своим близким другом.

Но, напротив, если Питер набирает вес, риск ожирения Стивена возрастает почти на 100%. И если двое мужчин будут считать друг друга друзьями обоюдно, эффект будет огромным: один из них наберет вес, что почти утроит риск другого. Во Фрамингеме Кристакис и Фаулер обнаружили этот эффект направленности даже у людей, которые жили и работали очень близко друг к другу. А это, как они утверждают, означает, что люди не могут становиться более толстыми только из-за окружающей среды, поскольку среда должна была бы в равной степени влиять на каждого, но этого не происходило.

Эффект направленности, кажется, имеет очень большое значение, и этот факт, в свою очередь, поддерживает аргументы в пользу существования социальной инфекции

По сути, работа Кристакиса и Фаулера предлагает новый взгляд на общественное здоровье. Если они правы, инициативы в области общественного здравоохранения, направленные только на помощь пострадавшим, обречены на провал. Чтобы по-настоящему бороться с распространяющимся плохим социальным поведением, вы должны одновременно сосредоточиться на людях, которые настолько далеки, что даже не осознают, что влияют друг на друга.

Соблазнительно подумать, столкнувшись с работами Кристакиса и Фаулера, что лучший способ улучшить свою жизнь — это просто разорвать связи с людьми с плохим поведением. И очевидно, что это возможно, ведь люди меняют друзей часто, иногда резко. Но изменить свою социальную сеть может быть сложнее, чем изменить свое поведение: в исследованиях есть убедительные доказательства того, что мы не имеем такого большого контроля, как мы могли бы думать, над тем, как мы связаны с другими людьми. Например, наше местоположение в социальной сети или то, какое количество наших друзей знают друг друга, являются относительно стабильными шаблонами наших жизней.

Кристакис и Фаулер впервые заметили этот эффект, когда исследовали свои данные о счастье. Они обнаружили, что люди, глубоко опутанные кругами дружбы, обычно были намного счастливее, чем «изолированные», те, у кого мало связей. Но если «изолированной» девушке действительно удавалось обрести счастье, у нее не возникало внезапных новых связей и не происходило миграции в положение, в котором она была бы более тесно связана с другими.

Верно и обратное: если человек с хорошими связями становился несчастным, он не терял своих связей и не становился «изолированным». Другими словами, ваше место в сети влияет на ваше счастье, но ваше счастье не влияет на ваше место в сети.

Наука о социальных сетях в конечном итоге предлагает новый взгляд на извечный вопрос: в какой степени мы — независимые личности?

Взгляд на общество как на социальную сеть, а не как на совокупность людей, может привести к некоторым тернистым выводам. В колонке, опубликованной в The British Medical Journal, Кристакис написал, что строго утилитарная точка зрения предполагает, что мы должны оказывать лучшую медицинскую помощь людям с хорошими связями, потому что они с большей вероятностью передадут эти преимущества другим людям. «Этот вывод, — писал Кристакис, — меня тревожит».

Тем не менее, как утверждают двое ученых, в идее о том, что мы связаны так тесно, есть что-то вдохновляющее. «Даже если на нас влияют другие, мы можем влиять на других, — сказал мне Кристакис при первой встрече. — И поэтому возрастает важность совершения действий, которые приносят пользу другим. Таким образом, сеть может действовать в обоих направлениях, подрывая нашу способность иметь свободную волю, но увеличивая, если хотите, важность наличия свободы воли».

Как заметил Фаулер, если вы хотите улучшить мир своим хорошим поведением, математика на вашей стороне. Большинство из нас в пределах трех ступеней связаны с более чем 1000 человек — это все те, кому мы теоретически можем помочь стать более здоровыми, бодрыми и счастливыми просто благодаря своему собственному поразительному примеру.

Анна Веселко